Похвастаешься ли раскаянием,
Посетив чужой мелкий мир?
Ты так много красивых картин
Нет, не писала. Но видела.
Поражала своим созерцанием,
И привычным на очах пламенем
Находила в каждом ценителя.
С первых строк узнавала Цветаеву,
Со вторых - Пастернака и Фета.
В себе видела явно блюстителя:
Искусства любого заветы
Непременно с тебя были писаны.
В филармонию — раз в две недели:
Познакомиться с новыми музами,
Поиграть с открытыми шлюзами,
Явиться искусством пронизанной,
Показать все вышеописанное...
И вернуться в пустую квартиру
С балконом во внутренний двор.
Укрыв плечи огромным платком,
Свысока посмотреть в душу миру.
Почему ты столь несчастли́ва?

Ты похвастаешься осознанием,
Очутившись не в своем пламени?
Посмотрев раз не вниз с балкона,
А вокруг, в стены своего дома,
В себя – пустую. Бездарную.
Пустую. во всем виноватую.
Безлико, обманчиво резко
Ты в конце концов бесполезна:
Не сошьешь ты ни гобилена
На привычно пустые здесь стены.
Ни анапест, ни ямб не напишешь.
Чужими картинами дышишь,
Для своих – чересчур без таланта.
А средь муз – выделяюще краткая.

Родная, не плачь и не бойся.
Душу, не торопясь, залатай.
Скоро кончится страшная осень,
Скоро снова появится май.

Ты не прячь от меня свои слезы:
В январе пусть их будет гора,
И февраль от них не очнётся,
Зато точно пройдет зима.

Вешний холод каждой снежинкой
Растворится на теплых руках.
Улыбнись, как будто в новинку
Тебе мартовская жара.

Позвони мне в ночи непросветной,
До утра проболтаем вдвоем.
Май, родная, – наша примета
И спокойный, радостный сон

Я по Родине вечно скучаю,
По-прежнему будучи в ней.
Я ей тысячи песен сыграю,
А любить стану только сильней.

В этом месте вся моя сила,
В этом месте вся моя жизнь.
Меня Родина слишком накрыла,
Чтобы взять и легко отпустить.

Я люблю свою Родину слишком,
Люблю слишком родные края.
Я, Россия, люблю тебя, слышишь?
Целиком всю: родные поля,

Леса хвойные, степи пустые...
Каждый листик в дальних горах,
Я люблю тебя всю, Россия.
Даже если не любишь меня.

Я пишу про тебя — мне легчает,
И в душе вдруг немного теплей.
По России своей я скучаю,
Навсегда оставаясь за ней.

Выбери родной Санкт-Петербург.
Выбери белых ночей сияние
И Невского проспекта громкий шум.
Выбери с ним тихое слияние.

Выбери «родной» не по картинкам,
Выбрать надо серцем и душой,
Выдохнув, смахнув с щеки слезинку
И сказав: Санкт-Петербург, ты мой.

Не слушай никого - смотри на даты
И время отправленья поездов.
И горизонты, что всё время сжаты,
Расширятся вдруг в городе из снов.

Окажешься нежданно вдруг счастливым,
Ты каждой клеткой город полюбя.
Скажи же «да» стихам своим слезливым,
И знай: что Петербург выбрал тебя.

Не бьется мое сердце в полной мере,
Не дышат легкие всей грудью. Почему?
Когда на свете всё меня покинет
Я вновь вернусь в далекий Петербург.

Пройду ещё раз от воказала и до речки,
Измерю шагом каждый в центре мост.
И вдруг окажется, что дышится мне легче,
Что нет неписанных про этот город проз.

Что сердце бьется лучше и быстрее,
Что напишу пять сотен строчек про него.
Пойду по Невскому, на странную аллею,
Порву бумажку со стишочком про Неву...

Привычки старые, московские остались.
Всё в голове: «не красят жизни города!»
Но я дышу, вдыхаю питерскую слабость,
И чувствую: Москва мне соврала.

Я напишу ещё пять сотен строк про город,
Чья навсегда меня пленила красота.
Пусть говорят, что ничего не ново.
А в Петербурге остаются навсегда.

Было дело. Очень давно и неправда.
Путешествия в прошлое мне уже не близки.
Слова мои давние, буду предельно кратко:
Уже в прошлом, давнешние и никогда не твои.

Не ложится уже ничего на образ твой прежний,
Что казалось, должен был жить в моей голове.
Ни стихи, ни проза, ничего более встречного.
Мне хорошо без тебя. И ты уходи.

Ты уже не полюбишь снова.
Пусть, красив будет сладкий миг;
Пусть вырвется из тебя слово
О любви накануне зари.

Тебе будет тепло и приятно,
Тебе будет нестрашно совсем,
И покажется резко понятным
Этот сложный и трепетный миг.

Ты не вспомнишь былые болезни,
Не вспомнишь родные глаза.
И, не будучи с собой честен,
Скажешь тихо: любовь прошла.

Враки бешенных лестных слов
Растворяются вновь в надежде.
Не полюбишь никого вновь,
Раз другую любил ты прежде.

Разгорелось в моей душе пламя,
Руки тянутся к солнцу, наверх.
Днём осенним закатное знамя
Различимо едва: света нет.

Всё закрылось туманом высоким;
Листопадом в былые края,
В лесу трепетом тихим и чутким
Еле слышен глас соловья.

Улетело что есть и что было.
Я как будто одна в тишине:
Только мутное солнце в тумане,
Только пламя в моей душе.

Навесной потолок.
В нем, кажется, звёзды...
Ты слышишь их шепот
В ночной темноте.
В навесном потолке
Сохранились вопросы
О мире, любви, красоте.

Быть может?..
Всё может. Я проверяла.
Всё будет, немного
Ещё подожди.
Случилось всё это
Немного странно.
Но взгляд отведи,
В потолок посмотри.

Там звезды – твои.
Из твоих же мечтаний
Собрана каждая грань.
Навесной потолок
Провисает и тает
Под звездами теми:
С твоими мечтами,
Вопросами, грёзами...
Посмотри чуть смелей,
Ладонь протяни,

И поймай.

Стало стыдно? Значит, ты проснулся.
Стало страшно? Видно, осознал.
Друг мой, ты ловил отнюдь не звёзды,
Лишь их следом руки обжигал.

Ты один, один в ночи притворной.
Ты... Хоть всю траву провороши –
Не найдешь частичек звёзд проворных;
Не найдёшь и часть своей души.

Ты потерян; и луна тебе не светит.
И не станет легче в тишине...
Стало страшно, стыдно, всё на свете.
Жгут ожоги на ногах и на руке.

Ты же ведь, пока искал на небе
Ярких звезд паденья череду...
Не смотрел под ноги, и наверно,
По углям пошел, ловив рукой

Лишь иллюзию твоих любимых сказок,
Только свет от звёзд - не их самих.
Стало страшно? Видно, ты промазал.
Стало стыдно? Значит, победил.

У поэтов на всех – Одна душа.
Она идёт тихо, совсем не спеша...
Одна на всех, в конец одинокая.
Одинакова каждому –
И мною пойманная.
Поэт мой, читая чужие стихи,
Знай: они все однобоко твои.
У поэтов на всех – одна душа.
Она так общо всеми грешна.
Стихи все и на всех, и каждый,
Поверь мне. Чувствует в них
Умиротворение...
И дважды
Трижды, подумает в миг:
Стихи – все мои. И все мои – их.
И хочется жить, и хочется плакать,
И писать, строчить душою –
Без разницы, что... Ведь душа
У поэта
Одна на всех. Общая.
Веришь ли в это?

Я верю. Хотя в позии, может быть
Прочая.

Никто ничто не создаёт без цели.
Никто - такое зло меньшинство.
А цель внутри, и да, бывает сле́па,
Но есть же смысл в чем-нибудь другом?

А смысл в брошенном вслед жесте,
Смысл в каждом взгляде из окна.
Смысл, кто бы как его ни видел,
Везде, с каждым, и наверно, навсегда.

Неправильный, до жути неприметный,
Но он есть в каждом шаге (и назад).
С тобою в ногу он идет так незаметно,
И вряд ли будет у тебя изъят.

Его не чувствуешь; порой не видишь,
Его не оправдаешь баловством.
Никто не знает, где его заметишь.
«Никто» - ужасно злое меньшинство.

Никто – не я, не ты, не человечек,
Вошедший всего пару раз в твой дом.
Никто - все мы, смысл наших жизней
Таится в каждом. Значит и ни в ком.

Вы, наверно, всегда у окошка
С открытой, исписанной памятью,
Стихи пишите, нами прошенные,
Каждый день поэзией маните.
Я вас лично совсем и не знаю;
Но теснится в душе подозрение,
Что в рифмах у вас всё мышление,
И отдан талант ваш раю.
Все стихи ваши, (я не намекаю:
Говорю очень прямо и чётко),
Так ложатся красиво и ёмко,
Остаются всегда в моей памяти.
Я, Ирина, на вас слишком падкая,
И на ваши лиричные строки,
Что выходят у вас точно в сроки,
Моя память вдруг резко некраткая,
И хранит в голове каждый стих.
Ирина, вы - мой проводник.

Надежда, моя одногодка,
Моя неродная сестра...
Мы близки подозрительно сильно,
Подозрительно ты мне мила.
Что-то слышится в дали чётко,
Где-то чувствуется морской бриз.
Надежда, моя одногодка,
Мы с тобою - ни вверх, ни вниз.
Мы в одном лишь предрассудками,
А надеждой в чем-то другом,
Мы с тобой бессонными сутками
От света горели огнем.
Моя неродная сестрица,
Спокойствие, мир и мечта...
Ты скажи мне, поведай сердцу,
Отчего же ты мне так мила?
Я какой раз тебе доверяюсь,
Такой же и в яме пустой.
Предрассудки рождают слабость,
А надежда в чем-то другом.
Моя неродная сестрица,
Подозрительно вы мне мила.
Что-то сбоку ко мне ластиться.
Ты, надежда, уже не моя.

Надежда, моя одногодка...
Я доверюсь последними строками.
В моей жизни, вы, знаете, не новая,
И подозрительно чёткая.

Вера. Мы с тобою всегда одиноки.
Я пишу эту исповедь в комнате
Без света, без солнца, без сна.
Вера... ты знаешь, одна у меня.
Я же тебе – одна миллионная,
Жизнь моя с тобой однотонная,
А без тебя - бесконечно черна.
Поезд тронется, на вокзале одна
Останется яркая лампочка,
Запах оставшийся жизни, лавочка.
И ты, ты, вера, везде, навсегда.
Поезд уедет со мной; без тебя.
Вера, ведь ты же одна у меня...
Оглянись, догони, не сбавляй шаг,
Ох вера, как же мне без тебя, как?
Ты уникальна, я - миллионная.
На конечной сойду, тобой буду поймана,
И буду самой счастливой из всех.
Буду с тобой, со мной будет свет.
Одинока, во тьме, без вещей, на конечной.
Ты одна, моя вера, меня будешь слышать.
Ты - мне единственная и однотонная.
Я - черна, для тебя - миллионная.

С глазу на глаз,
Отчего вы со мною мила?
Глядя на вас,
Наблюдая, как ваша слеза
Тихо стекает по правой щеке,
Я прошу вас вдруг стать моей.
Прошу сотни, тысячи раз.

Утираю рукой
С лица вашего капли горячие.
Друг мой простой,
Действуете, будто незрячая,
Утыкаетесь носом в мое плечо,
И мне тоже становится горячо...
А в сердце баланс нулевой.

Я смотрю на вас;
Перебираю ваши густые волосы,
И шепчу сглаз –
Вы не слышите моего голоса:
Только плачете, плачете с радости.
Я же думаю, говорю гадости,
Но вы не исчезнете с моих глаз.

Мне вас жаль.
Ни о каких теплых чувствах и речи,
Только холод и сталь,
Лишь обещанья о встрече.
Но не вы мне, по правде, милы,
Максимум - сглажу углы,
Поиграю и уйду вдаль.

Мне искренне, правда вас жаль.

Сложен сценарий этого лета –
Так же сложен мой к нему взгляд.
Что-то закончилось где-то,
Одновременно шло невпопад.

Появилось внезапно и резко,
Исчезло на том берегу.
Еще радость, уже недетская.
Ни себя, ни других не пойму.

Лето, вроде, дало мне немало:
Сколько ярких картинок уже.
Рассветы-закаты Ямала,
Люди, радости, горе – везде.

Я запомню всё это надолго,
Не сменю к лету трепетный взгляд.
Радость здесь; недетская только.
Дальше - больше. Ни шагу назад.

На город серый дым ложится,
И по дворецкому мосту...
Мне жаль, но северной столице
Я всё же предпочла Москву.

Туман лежит, сквозь пальцы даже
Я на перила не гляжу.
Я думаю, что всё здесь в фальше,
Но верить в это не могу.

Не видно неба голубого,
Не видно Питерских мостов.
С туманом вместе мое горе
Лежит, не говоря мне слов.

Всё разделяется, и снова
Мой мир скреплен из половин.
Через Неву пройду нескоро,
Сейчас, туман, меня спаси.

А завтра я вернусь обратно.
Вдохну спокойный тёплый зной,
И думать буду так же странно,
Как встретит небо над Москвой.

И кажется, всегда, без вариантов.
Я возвращаюсь в Петербург.
Но от чужих уж идеалов
Я очутилась с Москвой вдруг.

Яркие губы и ресницы;
По патриаршему мосту.
Как знала, северной столице
Я всё же предпочту Москву.

Такая тишина; я даже слышу
Как дышит кто-то ниже этажом,
И режет вены молча кухонным ножом;
И как под потолком скребутся мыши...

Он шторы задирал, всё будто слыша
В надежде, что тот запах сигарет,
(Он курит их с тех пор, как света нет),
Я не учую в темноте пустынных улиц.

Я не узнаю ни одно из тех же лиц,
Что вдруг увижу из окна балкона,
Когда по улицам дневным так оживлённо,
Пойдут соседи к родственникам гнить...

Но слышу всех. Без света и кругами.
Из темноты под вдохновением строчить,
И тишиной своею что-нибудь убить,
Не глянув вниз сквозь пол тогда глазами.

Сквозь тишину и скрежет старой рамы,
Я вдруг узнаю грохот от ножа:
Упал на стол, задорно дребежжа.
Ещё секунд так пять зловещей драмы,

И наконец-то, снова тишина.
Такая давящая... так до боли тихо,
Что хочется бездушным громким криком
Сменить ту тишину на громкие тона.

(Не закричала. Да, я не права)

Прости меня, сосед этажом ниже,
Но не спущусь к тебе уже помочь,
Ты умираешь, только в эту ночь
Мой мир был без тебя в разы бы тише,

Такая тишина. Но я все слышу

Захочешь вдруг меня увидеть -
Стучи, не стой же у двери.
Не стой, пусть, будет это Питер,
Москва, Самара, Альберди...
Звони в звонок; но нет гарантий,
О том, что дам тебе войти.

А в Питере, на удивление, тепло.
Глядит вниз что-то яркое в оконце.
На небе голубом оно одно.
И как же редко здесь бывает солнце...

Я тоже редко в Питере бываю.
И я надолго никогда не остаюсь,
Как солнце, что у нас над головами,
Как воздух, проникающий под грудь.

Невских домиков потрепанные крыши
Как шепот разводящихся мостов.
Я знаю, точно так же меня слышат.
И знаю, точно так же меня ждут.

И солнце светит снова с неба ярко.
И греет мне макушку чересчур.
Но кажется, не хочется обратно.
И кажется, всё это - нипочём.

В столице северной немало жизни,
Но мало времени, как кажется сейчас.
Но, смотря сквозь грусть без призмы,
Без стекол глянув, радуется глаз.

Как лицезреть рождение той жизни,
Той жизни, что живёт в твоей душе.
Издалека мосты горящих искр,
А всё перед тобой - как в мираже.


Как сверху вниз смотреть на разноцветные,
Живые, очень старые дома.
И как в любых, плохих отрезках времени,
Никак, ничуть не потерять себя.